— Кроме анимизма есть еще множество гораздо более развитых религий! — возразилаЛиза, — А в монотеизме бог вообще один!
— Конечно же, религии развиваются с развитием общества, — спокойно ответилДюпре, — Прежде всего, следует помнить о том, что от животных нас кроме прочегоотличает и высочайшая способность к абстрактному мышлению. Для зверей несуществует дерева вообще, или камня вообще или реки вообще. Наш же мозг,выделяя наиболее важные признаки множества объектов, в конце концов, сводит ихвместе, и мы получаем один не существующий в реальности объект, но наделенныйвсеми наиболее характерными признаками множества, из которого он был создан.Это очень полезно. Имея представление об абстрактном волке, мы имеемпредставление обо всех и с высокой вероятностью можем предсказать, чего откаждого из них ожидать. Имея понятие о не существующей в реальности абстрактнойпрямой, у которой вообще отсутствуют как ширина, так и конечная длина, мы можемвывести множество свойств близких к ней по виду линий, существующих вреальности, и использовать это для геометрических расчетов, имеющих вполнепрактическое приложение. Однако следует помнить и о том, что врученный намприродой "социальный интеллект" изначально нацелен на выживание в стае сжесткой иерархией. Если мы считаем неких существ разумными, перед нами тут жевстает вопрос, кто из них главней и кто кому подчиняется? И когда в нашихверованиях сосуществуют духи конкретных деревьев и абстрактный дух всехдеревьев вообще, то наше подсознание быстро приходит к выводу, что последнегоследует считать вожаком. Ну и чем больше знаний накапливает общество, темскорее люди убеждаются, что отдельным предметам и явлениям природы не стоитприписывать человеческие качества. Эти явления и предметы в сознании верующихстановятся атрибутами богов, но не самими богами. Точно также как руку человекаили принадлежащий ему инструмент мы не считаем самим человеком. И как различныереальные линии, которые мы видим в природе, постепенно объединятся в мозге вабстрактное понятие прямой, так и различные верования во множество духов ибогов с течением времени все более сливаются в абстрактное представление оедином и всемогущем боге. Супервожаке. Стоит ли удивляться, что рано или поздноподобное развитие приводит к монотеизму? Но и это еще не все. И так неслишком-то благоприятную для научного развития общества ситуацию усугубляетврожденная склонность маленьких детей к некритическому восприятию всего, чтоскажут им родители. В глубоком прошлом нашего вида предрасположенные к скепсисуи не верящие родителям на слово дети, выживали гораздо реже, чем послушныечада, не склонные проверять экспериментально, утверждения об опасности купанияв реке кишащей крокодилами, попытке погладить льва или желании поиграть сядовитой змеей. Однако, вместе с множеством полезных навыков, передаваемымдетям родителями, в их мозг попадало и немалое количество информационногомусора, искажающего истинную картину реальности. Если вбить маленькому ребенкув голову даже самые идиотские и явно противоречащие реальному опыту верования,вырвать эти предрассудки и иррациональные убеждения из его головы по достиженииим зрелости будет, как правило, уже невозможно, поскольку к этому времени онипустят слишком глубокие корни в его сознании. И какие бы разумные доводы иисследования, опровергающие эти нелепые верования, вы не приводили… Сколькобы не указывали на логические противоречия — все это будет абсолютнобесполезным. Люди это выдающиеся мастера избегать когнитивного диссонанса, тоесть неприятного для них состояния психики, когда они по идее под давлениемновых фактов должны бы сменить свои убеждения. Это и вас касается, ребятки.Большинство из вас уже не переделать. Вами будут править эмоции, инстинкты ипредрассудки, а не ваш интеллект.
— Неправда! — возмутилась Лиза, — Вы принижаете людской разум!
— В самом деле? — невинно уточнил Дюпре.
— Да!
— Хочешь прямо сейчас проведем эксперимент доказывающий обратное? Я введу тебяв когнитивный диссонанс, и ты упрямо будешь отрицать абсолютно очевидные факты.
— Давайте! Все равно у вас ничего не выйдет!
— Хорошо, — кивнул Дюпре, — Скажи Лиза, — вкрадчиво начал он, — Что для тебя